«У нас — ковид, приходите завтра»: где заканчиваются обязательства государства «обеспечить» какое-либо право на примере доступа к адвокату
Опубликовано 04 декабря 2023 года
Право на доступ к адвокату — одно из самых труднореализуемых в Беларуси в настоящее время. Несмотря на законодательное закрепление права на доступ к защитнику, на практике люди остаются без возможности вовремя пообщаться с ним: сотрудники РУВД зачастую не пускают адвоката, ссылаясь на завершение административного процесса или отсутствие физической возможности провести свидание (отсутствуют специально оборудованные места); сотрудники ИВС/ЦИП практикуют тотальный запрет свиданий, ссылаясь на «противоэпидемические меры», суды и следственные органы ставят допуск адвоката к участию в деле в зависимость от ходатайства самого клиента, при этом последние зачастую не осведомлены о наличии у них адвоката или о необходимости заявить такое ходатайство для его участия.
Результатом подобных практик является системная проблема, в первую очередь — со стороны правоприменителя — в отсутствии эффективного доступа к адвокату. Выполняет ли государство в таком случае свое обязательство по обеспечению задержанных и обвиняемых лиц доступом к адвокату, если соответствующие законодательные нормы приняты, но их эффективной реализации препятствуют то эпидемия коронавируса, то отсутствие свободных комнат для свиданий?
Результатом подобных практик является системная проблема, в первую очередь — со стороны правоприменителя — в отсутствии эффективного доступа к адвокату. Выполняет ли государство в таком случае свое обязательство по обеспечению задержанных и обвиняемых лиц доступом к адвокату, если соответствующие законодательные нормы приняты, но их эффективной реализации препятствуют то эпидемия коронавируса, то отсутствие свободных комнат для свиданий?
Защита прав граждан
Если куда-то не пускают адвоката, то можно с уверенностью сказать, что там нарушаются права человека
Мы решили поговорить о том, что такое быть адвокатом и в чем на самом деле смысл этой профессии, какой выбор лучше сделать, если выбора практически нет – с экспертом в области прав человека, проработавшей много лет адвокатом в Беларуси и защищавшей Сергея Тихановского, Виктора Бабарико, Николая Дедка и множество других людей, нашим постоянным автором Натальей Мацкевич.
«Для того чтобы право на юридическую помощь было практическим и эффективным, а не умозрительной гарантией, его осуществление не должно зависеть от необоснованного формализма..» https://www.echr.coe.int/documents/d/echr/guide_art_6_criminal_eng
Международный договор, положения которого являются юридически обязательными для Беларуси в полном объеме: см. https://www.defendersbelarus.org/est-li-zhizn-posle-8-fevralja
См. ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров, а также наш материал: https://www.defendersbelarus.org/est-li-zhizn-posle-8-fevralja
О трактовке Комитетом применимости статьи 14 Пакта, в частности, к административному процессу в связи с нарушением законодательства о массовых мероприятиях, см. Сообщение No 1989/2010 Е.В. против Республики Беларусь: https://tbinternet.ohchr.org/_layouts/15/treatybodyexternal/Download.aspx?symbolno=CCPR%2FC%2F112%2FD%2F1989%2F2010&Lang=ar
См. пункты 130-131 дела Simeonovi v. Bulgaria: https://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-17296
Статья 4
1. Во время чрезвычайного положения в государстве, при котором жизнь нации находится под угрозой и о наличии которого официально объявляется, участвующие в настоящем Пакте Государства могут принимать меры в отступление от своих обязательств по настоящему Пакту только в такой степени, в какой это требуется остротой положения, при условии, что такие меры не являются несовместимыми с их другими обязательствами по международному праву и не влекут за собой дискриминации исключительно на основе расы, цвета кожи, пола, языка, религии или социального происхождения.
2. Это положение не может служить основанием для каких-либо отступлений от статей 6, 7, 8 (пункты 1 и 2), 11, 15, 16 и 18.
3. Любое участвующее в настоящем Пакте Государство, использующее право отступления, должно немедленно информировать другие Государства, участвующие в настоящем Пакте, через посредство Генерального секретаря Организации Объединенных Наций о положениях, от которых оно отступило, и о причинах, побудивших к такому решению. Также должно быть сделано сообщение через того же посредника о той дате, когда оно прекращает такое
1. Во время чрезвычайного положения в государстве, при котором жизнь нации находится под угрозой и о наличии которого официально объявляется, участвующие в настоящем Пакте Государства могут принимать меры в отступление от своих обязательств по настоящему Пакту только в такой степени, в какой это требуется остротой положения, при условии, что такие меры не являются несовместимыми с их другими обязательствами по международному праву и не влекут за собой дискриминации исключительно на основе расы, цвета кожи, пола, языка, религии или социального происхождения.
2. Это положение не может служить основанием для каких-либо отступлений от статей 6, 7, 8 (пункты 1 и 2), 11, 15, 16 и 18.
3. Любое участвующее в настоящем Пакте Государство, использующее право отступления, должно немедленно информировать другие Государства, участвующие в настоящем Пакте, через посредство Генерального секретаря Организации Объединенных Наций о положениях, от которых оно отступило, и о причинах, побудивших к такому решению. Также должно быть сделано сообщение через того же посредника о той дате, когда оно прекращает такое
Здесь важно еще раз вернуться к формулировке вышеупомянутой статьи 4 и отметить: в международных инструментах защиты прав человека есть права, которые не подлежат дерогации ни в каком случае. В случае МПГПП это статья 6 (право на жизнь), статья 7 (запрещение пыток или жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения или наказания, а также медицинских или научных опытов без свободного согласия), пункты 1 и 2 статьи 8 (запрещение рабства, работорговли и содержания в подневольном состоянии), статья 11 (запрещение лишения свободы вследствие неспособности выполнить какое-либо договорное обязательство), статья 15 (принцип законности в области уголовного законодательства: уголовная ответственность и наказание должны определяться ясными и четкими положениями только того законодательства, которое действовало и применялось в момент совершения деяния или упущения, за исключением случаев, когда принятое позже законодательство установило более легкое наказание), статья 16 (признание правосубъектности каждого человека) и статья 18 (свобода мысли, совести и религии).
Интересная дискуссия по этому поводу: https://www.ejiltalk.org/the-whos-the-whats-and-the-whys-of-the-derogations-from-the-echr-amid-covid-19/.
Например, поскольку статья 6 Пакта не допускает отступлений, разбирательства по делу о смертной казни в любых обстоятельствах должны соответствовать требованиям статьи 14, закрепляющей гарантии справедливого суда.
См. Приложение 3: https://rm.coe.int/16809cfa87
Рамка обязательств
В целом, обязательства в области прав человека носят комплексный, трехзвенный характер: действительно эффективная реализация того или иного права требует от государства:
Международные органы защиты прав человека непрестанно напоминают государствам о необходимости действительно эффективной реализации того или иного права человека, противопоставляя ее формализму, «внешним» мерам, никак не способствующим осуществлению людьми гарантированных им прав и свобод. Распространяющееся в том числе на Беларусь требование добросовестного исполнения обязательств касается и положений Международного пакта о гражданских и политических правах (МПГПП, Пакт). Более того, обеспечение гарантируемых им прав является «безоговорочным обязательством, которое должно быть незамедлительно принято к исполнению; несоблюдение этого обязательства не может быть оправдано какими бы то ни было внутренними соображениями политического, социального, культурного или экономического характера [не говоря о положениях внутреннего законодательства, которые ни в коем случае не могут являться оправданием для нарушения международного договора]»
Следовательно, действительно добросовестное исполнение, например, нормы о запрете пыток включает в себя не только отсутствие фактов пыток со стороны контролируемых государством лиц, но и конкретные позитивные действия: создание должной законодательной рамки (включая криминализацию пыток и соответствующего обращения), необходимость предпринимать меры по защите отдельных лиц от угрозы применения пыток, а также адекватное реагирование на сообщения о пытках, включая обязательное проведение расследований, которые по сути своей являются эффективными, то есть, нацелены на установление виновных лиц и привлечение их к ответственности.
При этом международные контрольные органы оставляют государству дискрецию в том, как именно осуществлять упомянутые права — постольку, поскольку государство придерживается принципа добросовестного исполнения своих обязательств и не уничтожает принимаемыми мерами суть защищаемых прав.
Какой должна быть реализация права на доступ к защитнику?
- уважения (obligation to respect), кратко сводящегося к отсутствию вмешательства со стороны государства в осуществление людьми гарантированных им прав и свобод;
- необходимости защищать реализацию права от посягательств со стороны третьих лиц (obligation to protect), в сущности — требование должного реагирования на подобные посягательства, включая проведение эффективных расследований и судебных разбирательств, способных выявить и наказать нарушителей, а также
- необходимости обеспечивать (obligation to fulfill) реализацию права там, где оно требует принятия позитивных мер со стороны государства: создание законодательной рамки, необходимых для приведения нормы в жизнь институтов, налаживание правоприменительной практики, которая соответствует обязательствам государства.
Международные органы защиты прав человека непрестанно напоминают государствам о необходимости действительно эффективной реализации того или иного права человека, противопоставляя ее формализму, «внешним» мерам, никак не способствующим осуществлению людьми гарантированных им прав и свобод. Распространяющееся в том числе на Беларусь требование добросовестного исполнения обязательств касается и положений Международного пакта о гражданских и политических правах (МПГПП, Пакт). Более того, обеспечение гарантируемых им прав является «безоговорочным обязательством, которое должно быть незамедлительно принято к исполнению; несоблюдение этого обязательства не может быть оправдано какими бы то ни было внутренними соображениями политического, социального, культурного или экономического характера [не говоря о положениях внутреннего законодательства, которые ни в коем случае не могут являться оправданием для нарушения международного договора]»
Следовательно, действительно добросовестное исполнение, например, нормы о запрете пыток включает в себя не только отсутствие фактов пыток со стороны контролируемых государством лиц, но и конкретные позитивные действия: создание должной законодательной рамки (включая криминализацию пыток и соответствующего обращения), необходимость предпринимать меры по защите отдельных лиц от угрозы применения пыток, а также адекватное реагирование на сообщения о пытках, включая обязательное проведение расследований, которые по сути своей являются эффективными, то есть, нацелены на установление виновных лиц и привлечение их к ответственности.
При этом международные контрольные органы оставляют государству дискрецию в том, как именно осуществлять упомянутые права — постольку, поскольку государство придерживается принципа добросовестного исполнения своих обязательств и не уничтожает принимаемыми мерами суть защищаемых прав.
Какой должна быть реализация права на доступ к защитнику?
Стандарт реализации права на доступ к адвокату
Статья 14 Пакта закрепляет, среди прочих компонентов права на справедливое разбирательство дела компетентным, независимым и беспристрастным судом, право лица, которому предъявлено обвинение, иметь достаточные возможности для подготовки своей защиты и общения со своим защитником, а также право защищать себя — лично или посредством выбранного им защитника. Данная статья распространяется также на бóльшую часть случаев недопуска, описанных, в числе прочего, в отчете о кризисе беларусской адвокатуры.
Подготовленное Комитетом Замечание общего порядка к Пакту уточняет, как выглядит должная реализация права:
«Право общения с защитником требует, чтобы обвиняемому был предоставлен скорый доступ к защитнику. Защитнику должна быть предоставлена возможность встретиться со своим клиентом без свидетелей и общаться с обвиняемым в условиях, которые полностью обеспечивали бы конфиденциальность их общения. Кроме того, адвокаты должны иметь возможность консультировать и представлять лиц, обвиняемых в уголовном преступлении, в соответствии с общепризнанными принципами профессиональной этики без каких бы то ни было ограничений, воздействия, давления или неправомерного вмешательства с какой бы то ни было стороны.»
При этом право на доступ к адвокату входит в перечень фундаментальных — и при этом минимальных гарантий права на справедливый суд. Все перечисленные критерии должной реализации права являются не просто нормальными, адекватными требованиями к государству, но обязательными условиями для возможности сказать, что право реализуется — это становится очевидным, как только мы обращаем внимание на суть, защищаемый интерес:
Недопустимость обеспечения доступа к адвокату «спустя несколько недель после задержания» с возможностью «беседовать наедине в кабинете следователя при открытой двери, возле которой находится сам следователь» должна следовать не только из нормы акта специального законодательства, уточняющего общую норму о праве на доступ к адвокату, но и — в случае ее отсутствия — из необходимости реализации принципа равенства состязательных возможностей.
Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ, Суд) последовательно заявляет:
«…опираясь на свою предыдущую прецедентную практику, Суд пояснил, что цели, преследуемые реализацией права на доступ к адвокату, включают следующее: предотвращение судебной ошибки и, прежде всего, достижение целей статьи 6, в частности, равенство возможностей между следственными органами или органами прокуратуры и обвиняемыми; компенсация уязвимости подозреваемых, содержащихся под стражей; важнейшая защита от принуждения и жестокого обращения с подозреваемыми со стороны полиции; обеспечение соблюдения права обвиняемого не свидетельствовать против себя и хранить молчание, которое может — так же, как и право на доступ к адвокату как таковое — быть гарантировано только в том случае, если он или она должным образом уведомлены об этих правах. В этой связи немедленный доступ к адвокату, способному предоставить информацию о процессуальных правах, вероятно, предотвратит несправедливость, возникающую из-за отсутствия у обвиняемых соответствующей информации»
«...Суд считает, что для того, чтобы право на справедливое судебное разбирательство оставалось не умозрительным, но эффективным... [необходимо,] чтобы, как правило, доступ к адвокату предоставлялся с момента первого допроса подозреваемого полицией, если только в свете конкретных обстоятельств каждого дела не будет доказано, что существуют веские причины для ограничения этого права. Даже если веские причины могут в исключительных случаях оправдать отказ в доступе к адвокату, такое ограничение — независимо от его обоснования — не должно неоправданно ущемлять права обвиняемого, предусмотренные статьей 6... Необратимым ухудшением положения стороны защиты и ее прав станет ситуация, в которой компрометирующие утверждения, сделанные во время полицейского допроса без доступа к адвокату, будут использованы для вынесения обвинительного приговора.»
Таким образом, любое ограничение доступа к адвокату должно рассматриваться, исходя из общей необходимости обеспечить человеку справедливое судебное разбирательство. При ближайшем рассмотрении конкретных ситуаций окажется, что обеспечить общую справедливость процедуры при отсутствии у клиента возможности связаться с адвокатом, содержании incommunicado фактически невозможно, а значит, подобные действия со стороны компетентных властей будут считаться неправомерными.
Взглянем на еще один показательный пример из практики ЕСПЧ относительно требования конфиденциальности взаимодействия адвоката и подзащитных:
«Если у адвоката не было возможности совещаться с клиентом и получать его инструкции в конфиденциальном порядке без подслушиваний со стороны третьих лиц, его помощь в значительной степени просто теряет смысл, в то время как Конвенция нацелена на гарантирование прав, которые должны эффективно реализовываться на практике.»
В свете беларусских реалий интересно также отметить уточненный в практике Суда стандарт: существование в государстве устойчивых административных практик, ведущих к ограничению доступа обвиняемых к защитнику, само по себе не является достаточным оправданием для такого ограничения.
Здесь целесообразно обратиться к обоснованию, которое различные беларусские органы активно использовали для ограничения прав человека — включая право на доступ к адвокату:
«С начала пандемии COVID-19 весной 2020 года СИЗО КГБ полностью запретил свидания адвокатов с клиентами в связи с эпидемиологической обстановкой (при этом в Республике Беларусь карантин не вводился). На протяжении трех месяцев адвокаты встречались с подзащитными лишь при производстве следственных действий (показательно, что для следственных действий эпидемиологическая обстановка не была препятствием).»
В случае, если разворачивающаяся эпидемиологическая ситуация настолько негативно влияет на возможности компетентных органов гарантировать гражданам их права на должном уровне, что обычного механизма правомерных ограничений права недостаточно, государству следует задуматься об обращении к институту дерогации.
Подготовленное Комитетом Замечание общего порядка к Пакту уточняет, как выглядит должная реализация права:
«Право общения с защитником требует, чтобы обвиняемому был предоставлен скорый доступ к защитнику. Защитнику должна быть предоставлена возможность встретиться со своим клиентом без свидетелей и общаться с обвиняемым в условиях, которые полностью обеспечивали бы конфиденциальность их общения. Кроме того, адвокаты должны иметь возможность консультировать и представлять лиц, обвиняемых в уголовном преступлении, в соответствии с общепризнанными принципами профессиональной этики без каких бы то ни было ограничений, воздействия, давления или неправомерного вмешательства с какой бы то ни было стороны.»
При этом право на доступ к адвокату входит в перечень фундаментальных — и при этом минимальных гарантий права на справедливый суд. Все перечисленные критерии должной реализации права являются не просто нормальными, адекватными требованиями к государству, но обязательными условиями для возможности сказать, что право реализуется — это становится очевидным, как только мы обращаем внимание на суть, защищаемый интерес:
Недопустимость обеспечения доступа к адвокату «спустя несколько недель после задержания» с возможностью «беседовать наедине в кабинете следователя при открытой двери, возле которой находится сам следователь» должна следовать не только из нормы акта специального законодательства, уточняющего общую норму о праве на доступ к адвокату, но и — в случае ее отсутствия — из необходимости реализации принципа равенства состязательных возможностей.
Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ, Суд) последовательно заявляет:
«…опираясь на свою предыдущую прецедентную практику, Суд пояснил, что цели, преследуемые реализацией права на доступ к адвокату, включают следующее: предотвращение судебной ошибки и, прежде всего, достижение целей статьи 6, в частности, равенство возможностей между следственными органами или органами прокуратуры и обвиняемыми; компенсация уязвимости подозреваемых, содержащихся под стражей; важнейшая защита от принуждения и жестокого обращения с подозреваемыми со стороны полиции; обеспечение соблюдения права обвиняемого не свидетельствовать против себя и хранить молчание, которое может — так же, как и право на доступ к адвокату как таковое — быть гарантировано только в том случае, если он или она должным образом уведомлены об этих правах. В этой связи немедленный доступ к адвокату, способному предоставить информацию о процессуальных правах, вероятно, предотвратит несправедливость, возникающую из-за отсутствия у обвиняемых соответствующей информации»
«...Суд считает, что для того, чтобы право на справедливое судебное разбирательство оставалось не умозрительным, но эффективным... [необходимо,] чтобы, как правило, доступ к адвокату предоставлялся с момента первого допроса подозреваемого полицией, если только в свете конкретных обстоятельств каждого дела не будет доказано, что существуют веские причины для ограничения этого права. Даже если веские причины могут в исключительных случаях оправдать отказ в доступе к адвокату, такое ограничение — независимо от его обоснования — не должно неоправданно ущемлять права обвиняемого, предусмотренные статьей 6... Необратимым ухудшением положения стороны защиты и ее прав станет ситуация, в которой компрометирующие утверждения, сделанные во время полицейского допроса без доступа к адвокату, будут использованы для вынесения обвинительного приговора.»
Таким образом, любое ограничение доступа к адвокату должно рассматриваться, исходя из общей необходимости обеспечить человеку справедливое судебное разбирательство. При ближайшем рассмотрении конкретных ситуаций окажется, что обеспечить общую справедливость процедуры при отсутствии у клиента возможности связаться с адвокатом, содержании incommunicado фактически невозможно, а значит, подобные действия со стороны компетентных властей будут считаться неправомерными.
Взглянем на еще один показательный пример из практики ЕСПЧ относительно требования конфиденциальности взаимодействия адвоката и подзащитных:
«Если у адвоката не было возможности совещаться с клиентом и получать его инструкции в конфиденциальном порядке без подслушиваний со стороны третьих лиц, его помощь в значительной степени просто теряет смысл, в то время как Конвенция нацелена на гарантирование прав, которые должны эффективно реализовываться на практике.»
В свете беларусских реалий интересно также отметить уточненный в практике Суда стандарт: существование в государстве устойчивых административных практик, ведущих к ограничению доступа обвиняемых к защитнику, само по себе не является достаточным оправданием для такого ограничения.
Здесь целесообразно обратиться к обоснованию, которое различные беларусские органы активно использовали для ограничения прав человека — включая право на доступ к адвокату:
«С начала пандемии COVID-19 весной 2020 года СИЗО КГБ полностью запретил свидания адвокатов с клиентами в связи с эпидемиологической обстановкой (при этом в Республике Беларусь карантин не вводился). На протяжении трех месяцев адвокаты встречались с подзащитными лишь при производстве следственных действий (показательно, что для следственных действий эпидемиологическая обстановка не была препятствием).»
В случае, если разворачивающаяся эпидемиологическая ситуация настолько негативно влияет на возможности компетентных органов гарантировать гражданам их права на должном уровне, что обычного механизма правомерных ограничений права недостаточно, государству следует задуматься об обращении к институту дерогации.
Дерогация
Государства-участники Пакта договорились о возможности дерогации (правомерного отступления от) обязательств по данному договору в чрезвычайных обстоятельствах, о чем свидетельствует статья 4.
Если государство принимает временные меры, обусловленные экстраординарной насущной необходимостью (например, борьба с условной эпидемией), требующие выхода за рамки допустимых ограничений прав человека, оно обязано формализовать отступление от своих обязательств. Многие государства, оценив эпидемиологическую обстановку и свои ресурсы, именно так и поступили в 2020 году: прошли установленную как для Пакта, так и для Конвенции процедуру.
Если бы Беларусь добросовестно относилась к своим международным обязательствам и собралась вводить дополнительные ограничения прав граждан (что в итоге было сделано в ряде сфер), ей следовало официально уведомить другие государства через посредство Генерального секретаря ООН о своем намерении, включив перечень положений Пакта, от которых государство планирует отступить, полную информацию о принимаемых мерах и четкое разъяснение причин, побудивших принять эти меры, а также релевантные положения действующего законодательства.
Тем не менее, и дерогация не является панацеей. Добросовестное соблюдение международных обязательств в области прав человека требует вдумчивого подхода и постоянного баланса существующей угрозы и интересов, защищаемых соответствующим договором. Следовательно, несмотря на то, что право на справедливый суд не входит в перечень прав, отступления от которых недопустимы в любой ситуации, его ограничения в экстраординарных обстоятельствах — ввиду важности данного права для должной реализации других — рискуют быть неправомерными.
Из всех государств, объявивших о временной дерогации в рамках своих обязательств по ЕКПЧ, только Эстония упомянула возможность отступления от отдельных аспектов статьи 6 Конвенции, закрепляющей право на справедливое судебное разбирательство.
При этом эстонские правозащитники не отмечали проблем с обеспечением справедливости судебных разбирательств в целом и доступом к защитнику в частности, а эстонский Совет по судебному администрированию подготовил отдельные рекомендации по осуществлению правосудия в условиях эпидемии, включающие перевод, при возможности и в случае необходимости, всех процедур в письменный формат, а коммуникации — в видеоконференции. Промежуток времени, в пределах которого Эстония могла правомерно отступать от своих обязательств, изначально имел четкие временные рамки и продлился с 12 марта 2020 года по 17 мая 2020 года.
Тем не менее, сама идея отступления от обязанностей обеспечивать справедливые судебные разбирательства даже в чрезвычайных обстоятельствах эпидемии коронавируса представляется экспертам сомнительной: рассуждая о необходимости предоставить причины дерогации от определенных прав и ссылки на ВОЗ в качестве их обоснования, одна исследовательница отмечает, что государству, представшему перед судом, было бы сложно объяснить целесообразность отступления от обязательств по статье 6 Конвенции для борьбы с эпидемией.
Если государство принимает временные меры, обусловленные экстраординарной насущной необходимостью (например, борьба с условной эпидемией), требующие выхода за рамки допустимых ограничений прав человека, оно обязано формализовать отступление от своих обязательств. Многие государства, оценив эпидемиологическую обстановку и свои ресурсы, именно так и поступили в 2020 году: прошли установленную как для Пакта, так и для Конвенции процедуру.
Если бы Беларусь добросовестно относилась к своим международным обязательствам и собралась вводить дополнительные ограничения прав граждан (что в итоге было сделано в ряде сфер), ей следовало официально уведомить другие государства через посредство Генерального секретаря ООН о своем намерении, включив перечень положений Пакта, от которых государство планирует отступить, полную информацию о принимаемых мерах и четкое разъяснение причин, побудивших принять эти меры, а также релевантные положения действующего законодательства.
Тем не менее, и дерогация не является панацеей. Добросовестное соблюдение международных обязательств в области прав человека требует вдумчивого подхода и постоянного баланса существующей угрозы и интересов, защищаемых соответствующим договором. Следовательно, несмотря на то, что право на справедливый суд не входит в перечень прав, отступления от которых недопустимы в любой ситуации, его ограничения в экстраординарных обстоятельствах — ввиду важности данного права для должной реализации других — рискуют быть неправомерными.
Из всех государств, объявивших о временной дерогации в рамках своих обязательств по ЕКПЧ, только Эстония упомянула возможность отступления от отдельных аспектов статьи 6 Конвенции, закрепляющей право на справедливое судебное разбирательство.
При этом эстонские правозащитники не отмечали проблем с обеспечением справедливости судебных разбирательств в целом и доступом к защитнику в частности, а эстонский Совет по судебному администрированию подготовил отдельные рекомендации по осуществлению правосудия в условиях эпидемии, включающие перевод, при возможности и в случае необходимости, всех процедур в письменный формат, а коммуникации — в видеоконференции. Промежуток времени, в пределах которого Эстония могла правомерно отступать от своих обязательств, изначально имел четкие временные рамки и продлился с 12 марта 2020 года по 17 мая 2020 года.
Тем не менее, сама идея отступления от обязанностей обеспечивать справедливые судебные разбирательства даже в чрезвычайных обстоятельствах эпидемии коронавируса представляется экспертам сомнительной: рассуждая о необходимости предоставить причины дерогации от определенных прав и ссылки на ВОЗ в качестве их обоснования, одна исследовательница отмечает, что государству, представшему перед судом, было бы сложно объяснить целесообразность отступления от обязательств по статье 6 Конвенции для борьбы с эпидемией.
Защита прав граждан
Закрытые суды, подписки о неразглашении, физическая невозможность подачи жалоб: как системный отказ в правосудии отражается на доступе к международным средствам правовой защиты
Что препятствует доступу адвокатов и их клиентов к средствам правовой защиты — будь то национальным или международным?
Выводы
Итак, уточненный международными органами, контролирующими исполнение обязательств в области прав человека, стандарт реализации права на справедливый суд однозначно дает понять, что принятие позитивных мер, необходимых для обеспечения четкого результата — наличия у обвиняемых возможности оперативного и конфиденциального доступа к защитнику и условий, необходимых для эффективной подготовки своей защиты, лежит на государстве. В отличие от отдельных социально-экономических обязательств, реализация данного права не требует от государства несоразмерных затрат и не должна откладываться, исходя из административных, экономических или иных соображений.
Временные и точечные (не на уровне системного отказа в правосудии) ограничительные меры не должны приводить к невозможности обеспечить конкретным лицам справедливое судебное разбирательство (которое в основе своей, среди прочего, предполагает состязательность процесса и адекватные возможности для стороны защиты). Международное право прав человека учитывает ограниченность ресурсов и возможность наступления чрезвычайных ситуаций, однако требует от государств добросовестности при реагировании на последние. Беларусь игнорирует свои международные обязательства, не прибегая ни к институту правомерных ограничений прав, ни к институту временного от них отступления.
Временные и точечные (не на уровне системного отказа в правосудии) ограничительные меры не должны приводить к невозможности обеспечить конкретным лицам справедливое судебное разбирательство (которое в основе своей, среди прочего, предполагает состязательность процесса и адекватные возможности для стороны защиты). Международное право прав человека учитывает ограниченность ресурсов и возможность наступления чрезвычайных ситуаций, однако требует от государств добросовестности при реагировании на последние. Беларусь игнорирует свои международные обязательства, не прибегая ни к институту правомерных ограничений прав, ни к институту временного от них отступления.
